- Да, - одними губами произнесла Иефа.
- Жаль, - шепнул эльф, - я так надеялся, что ты - уже она. Что можно будет сразу... Я ей всё объяснил! - сказал он громко, обернувшись к остальным. - Можно приступать.
- Ааронн, - позвала Иефа. Друид повернул к ней чужое - своё? - надменно-красивое лицо и вопросительно поднял бровь. - Прощай.
В лице Ааронна - будто лёд тронулся - что-то изменилось, он нахмурил брови и опустил глаза, а когда снова посмотрел на барда, во взгляде было что-то... тревога, жалость? Что-то, чему полуэльфка уже не в силах была искать название.
- Прощай, Иефа, - тихо сказал эльф.
Иефа лежала на боку и сквозь спутанные пряди смотрела, как Зулин
они шагают по выжженной земле
идёт к ней через поляну. Всего с полдесятка шагов. Так медленно, вязко,
шагают по выжженной земле
словно нехотя, словно против сильного течения, с трудом переставляя ноги
улыбаться разорванным ртом - легко, думаешь?
и отводя взгляд. Волна нутряного животного ужаса, хуже, чем страх смерти, хуже, чем любой страх вообще,
ни не испытывают гнева или радости, страха или зависти, азарта или разочарования
необъяснимого, невыносимого - волна ужаса катила вслед за ним, догоняла его, обгоняла его, подбиралась вплотную, накрывала полуэльфку с головой
они шагают по выжженной земле
и лишала разума. От этого ужаса Иефа не могла думать. Не могла дышать. Не могла жить.
не знают жалости и сомнений. Они идут к цели. Они сметают все на своем пути
То, что он собирался сделать с ней - вылечить, он же попытается тебя вылечить - было противоестественно, и потому убивало. Убивало?
Зулин подошел к ней и оглянулся на спутников.
Голодные и равнодушные, утоляя голод безразличием к чужой боли
Наверное, ждал чего-то, какого-то напутствия, но сопартийцы молчали. Иефа следила за ним, повернув голову, не могла оторвать взгляда.
не жалея никого, потому что уже некого жалеть
Она больше не пыталась удержаться на плаву - нет, боги, она была бы счастлива потерять сознание, чтобы не видеть, как он приближается, как стоит над ней, как опускается на колени.
Они ждут не страха и не ярости, они ждут - похвалы
И безразлично, что где-то на задворках разума ждёт сумерек Элена - то, что должно было вот-вот произойти, было страшнее, важнее, больше, чем все ведьмы мира, вместе взятые.
Они будут голодны всегда
Маг убрал волосы с её лица - Иефа дёрнулась, как будто он коснулся её раскалённым железом - и сказал что-то. Губы шевелились, произнося слова, но у слов не было смысла, потому что это были последние слова в её жизни, слова, не способные что-либо изменить. Зулин помолчал с минуту, видимо, ждал ответа, но не дождался, вздохнул. Потёр ладони.
Они шагают по выжженной земле
"Не надо!" - хотела крикнуть Иефа, но не смогла.
Маг положил левую ладонь ей на лоб, правую - на солнечное сплетение и закрыл глаза.
Дремлешь, похожий на памятник, непостижимый сырой земле...
Вот и всё.
А ведь ты была кем-то.
А ведь ты собиралась стать кем-то. И кто-то ждал тебя, а теперь ничего не будет.
Заледенел дом, дым - кубиками... в полутон лоб, стопкой лицо...
За окном - мир с кулаками, яркий яд простецов.
Игольное ушко. Ты игольное ушко. Ты ключ.
Она плясала перед дверью и умерла! Может быть в этот раз получится...
Зулин плёл формулу.
Может быть в этот раз получится...
Плёл формулу заклинания
... умереть не так страшно.
Мир менялся, кто-то чужой и равнодушный белой кистью закрашивал ночное небо, смутные контуры леса, жёлтую звёздочку костра. Иефа закричала, но белая кисть стёрла её крик вместе с синим осенним воздухом. Руки мага вспыхнули молочным светом, и полуэльфка ослепла на несколько секунд, а когда снова смогла видеть, видеть было больше нечего - всё исчезло, растворилось в белом мареве, не было больше холодной земли, не было впившихся в тело верёвок, и не за что было зацепиться, не на что опереться, чтобы утвердить безвольно болтающееся в пространстве тело.
- Стив! - крикнула Иефа. - Норах! Кто-нибудь!
Её зов сгинул в тумане, едва сорвавшись с губ. Иефа шарила взглядом по сторонам, но не находила ориентиров.
Заледенел дом...
Я хоронила котёнка, папа.
Там всё началось.
Заледенел дом, занемел, занавесился...
Иефа не сразу почувствовала, что возвращается боль. Просто из солнечного сплетения потянулась белая нить, которая становилась всё объёмнее и ярче, а потом начала жечь, невыносимо жечь, и полуэльфка поняла, что пришпилена к пространству раскалённой до бела спицей, один конец которой торчит из её тела, а другой теряется в молочном мареве, и эта спица обугливает нутро, и нельзя думать ни о чем, кроме белого огня где-то под сердцем. И это невозможно было терпеть, с этим невозможно было смириться.
- Элена! Элена, помоги!
Ответа не было. В этом пространстве Иефа была абсолютно одна - если не считать того, кто держал её, нанизанную на спицу, как насекомое на булавке.
- Кто-нибудь... - из последних сил прошептала полуэльфка и повела правой рукой, разгоняя туман, и тогда из марева, будто молния ударила, возникла вторая спица и пронзила её ладонь.
- Заледенел дом... - словно заклинание, пробормотала Иефа и перекатила голову с одного плеча на другое, шалея от боли. - Заледенел дом, занемел... Кто-нибудь! Пожалуйста...
Третья спица прошила левое плечо, распластав рубец от эльфской стрелы.
- Занемел, занавесился... Скоро небо перебесится - будет апрель... Так... Так устанет куролесить... за каждой дверью...