- Иди, - вздохнула Иефа.
Было легче, чем в первый раз.
Иефа открыла глаза и посмотрела в зеркало. Отразилась в нем вся - от шрама на бедре до мятежных мыслей и непослушных прядей на макушке. Это же очень просто, пичуга, - сказала она себе и улыбнулась двойственности своего голоса. - Я - ты. Ты - я. Нам хорошо. Мне хорошо. Я - это больше не ты или я, я - это то, что когда-то было то мной, то тобой. Я и ты спорили и дрались за угодья, а потом обнялись и уснули друг у друга на плече. И есть теперь только моя любовь и моя ненависть, и мои сомнения, и мои страхи. И мои мечты. Глупые, детские. У меня теперь четыре жизни. Та, которая была прожита мной давно, та, которая была прожита мной недавно, та, которую я проживаю сейчас. И та, которую я проживу, когда взойдет солнце. Я так много знаю, я так много помню. Я богаче, чем была, ровно на одну наивность. Мою наивность. И пусть - это так странно, быть одновременно такой наивной и такай циничной. Такой юной и такой старой.
Иефа села возле орка, поджав ноги, выпрямила спину, закрыла глаза.
Какое странное название - Слова - придумала я своим заклинаниям. Так неподходяще... и по сути так верно. Почему мне не приходило это в голову раньше? Наверное, потому что песни не были моей сутью. Мне не хочется признаваться, но не могу врать сама себе... Я не знаю, что было моей сутью раньше. Себ знал. Он знал про меня все. Когда-то... но не теперь.
Из ладоней полуэльфки потянулись блестящие белые нити, облили неподвижное тело орка молочным светом, Иефа глубоко вздохнула, поморщилась, словно от боли, и заговорила - тихо, но звучно, выплетая из Слов блестящее лунное кружево, обволакивая, успокаивая, останавливая кровь, стягивая рваные края ран, выгоняя наружу гной, сбивая жар, унимая боль... Вилка, настороженно следивший за действиями хозяйки, попятился и жалобно заскулил: лицо Иефы мерцало, стирались черты, в пшеничных волосах появлялись и пропадали черные вьющиеся пряди, голос менялся.
Иефа пела Нораху его жизнь.
Иефа насмешливо размышляла о том, какие странные привязанности у этой маленькой полукровки.
Иефа пела Слова, чувствуя, как медленно, по капле, возвращаются силы, как трещит по швам мир, как меняется, плавится нутро... Упоение от безграничности собственных возможностей, глубокая уверенность в том, что иначе и быть не могло - никак, потому что... Потому что дочь герцога... Дочь герцога?
Иефа плела заклинание, размышляя над тем, стоит ли вообще тратить драгоценные знания на полумертвого оборванца.
Иефа разрывалась между счастьем и страхом.
Когда взойдет солнце.
Потерпи еще немного, пичуга.
Не торопись.
Все будет хорошо.
- Нет! - полуэльфка конвульсивно дернулась, оборвала лунные нити, схватилась за голову, закричала от боли. - Нет! - все мышцы свела жестокая судорога. Иефа поползла по холодной мокрой земле, инстинктивно пытаясь спрятаться, спастись... - Нет, ни за что... - новый приступ боли вывернул барда на изнанку. Иефу долго и мучительно рвало желчью, пока что-то не лопнуло в голове и кровь не пошла носом.
- Мученица, - с непередаваемой горечью в голосе сказала Элена, глядя, как приходит в себя полуэльфка, скрючившись на прелых листьях и хрипло дыша разинутым ртом. - Идиотка.
- Никогда... больше... не смей...
- Зачем же было так варварски прерывать? Могла просто сказать...
- Стерва...
- Не напрягайся, - ведьма с жалостью глянула на Иефу, склонилась над ней, коснулась туманной ладонью взмокшего лба. - Все я знаю, все я помню. Не дергайся, ты мне нужна живая и здоровая.
Иефа в изнеможении закрыла глаза, чувствуя, как стихает, уходит боль.
- От тебя рвотой воняет, - надменно произнесла Элена. - Умылась бы, что ли...
- Да пошла ты... - пробормотала полуэльфка, не в силах оторвать голову от земли. - Не вышло у тебя ни хрена... Я все равно сильнее...
***
Иефе снилась Бристольская кузница. Закутанный в серый бархатный плащ с серебряной вышивкой, у мехов бесновался Трор, размахивая молотом и озверело гикая. Возле него ошивался Зверь, хитро поглядывая по сторонам, пушил хвост и немузыкально мяукал "Хей-хо!". Полыхал огонь, Иефа искала выход, но не могла найти. "Выпьем пива!" - завывал Зверь, поднимался на задние лапы и оказывался ростом с Трора, его морда вытягивалась, желтела, покрывалась перьями. "Вилка! - звала Иефа. - Вилка, это ты?" "Хей-хо!" - отвечал ей человеческим голосом совомедведь и рассыпался черными хлопьями по каменному полу пещеры. Иефа кричала, порывалась бежать, но ноги прирастали к полу, и движения становились медленными и вязкими, и в затылок дышала неведомая смертельная опасность, от предчувствия которой противно ныло в животе, но не было сил обернуться, чтобы понять, что же такое надвигается, крадется, норовит наброситься со спины...
Иефа открыла глаза. "Хей-хо! Выпьем пива!" - грянуло под лобной костью. "Зов, - отстраненно подумала полуэльфка. - Я спала?"
- Я спала? - повторила она вслух, не столько ожидая ответа, сколько пытаясь осознать себя в реальности.
- Скорее, в обмороке была, - ответил ей низкий хрипловатый голос. Иефа ойкнула, села, испуганно оглядываясь. У костра сидел вполне живой и вроде на вид здоровый орк, с любопытством разглядывая всклокоченного барда.
- Норах... - смущенно пробормотала Иефа, потерла лоб, с трудом восстанавливая в памяти цепочку событий. Последним воспоминанием была мокрая прелая листва у щеки и глубокая уверенность в том, что до рассвета дожить не получится. Впрочем, скромная розоватая полоска в восточной части неба доказывала обратное.
- Странно, что ты вообще жива осталась, - в унисон бардовским мыслям задумчиво произнес орк. - Как ты меня умудрилась дотащить сюда - ума не приложу.