Заледенел дом - Страница 13

- Маленький, да сколько же ты со мной... - горло сдавил спазм. - Вот, вот, мой хороший, пей...

Вилка поднялся на задние лапы и принялся тыкаться лобастой мордой в кувшин, пытаясь добраться до воды. Голова не пролезала, детеныш горько бурчал и щелкал клювом.

- Сейчас, сейчас, потерпи... - Иефа дотянулась до грязной глиняной плошки, вытряхнула из нее засохшие остатки еды и налила воду. - Пей. Нам нужен свет. Ничего, ничего... Сейчас.

Она заново оглядела комнату. В углу у двери валялась связка факелов, и стояло жестяное ведро с отверстиями, пробитыми в боках. Иефа подковыляла к ведру, взяла один из факелов и не просмоленным концом разворошила смесь земли и золы в ведре, удовлетворенно кивнула, обнаружив едва тлеющий слой трутовика и дубовых гнилушек.

- Ничего, ничего... Если уж помирать, так при свете.

Иефа раздула трут, сунула в него факел. С четвертой или пятой попытки просмоленная пакля вспыхнула. Свет факела показался неожиданно ярким, тени шарахнулись и попрятались по углам, луч серого, то ли лунного, то ли предрассветного света поблек и исчез. Полуэльфка сунула факел в ржавый стенник, зажгла еще два. Освещенная их неровным желтым светом, комната словно съежилась, уменьшилась в размерах и стала тем, чем и была все это время: тесным разбойничьим логовом, заваленным всяким барахлом. У стены напротив двери стояла низкая лежанка с накиданными на нее шкурами, в изголовье бочонок, на потемневшем днище которого валялась пачка каких-то бумаг, в ногах разевали пасти два распотрошенных сундука. Стол возле лежанки был завален грязными мисками и стаканами, у стены справа стояли вряд еще пять бочонков с неизвестным содержимым, под столом пылилось сваленное в кучу разномастное оружие - ножи, мечи, парочка арбалетов, шипастые дубинки, кривые султанатские сабли.

- Так и будешь стоять?

Иефа вздрогнула, обернулась, но в комнате, кроме нее и Вилки, никого не было. Совомедведь, вылакав плошку воды, деловито изучал объедки на столе.

Больше всего на свете барду хотелось лечь на старые шкуры, закрыть глаза и уснуть.

Тогда не пришлось бы вспоминать то, что вспоминать противно.

Тогда не пришлось бы задавать себе вопросы, ответы на которые знать больно.

- Ну уж нет, - с мрачной решимостью сказала себе Иефа.

- Вот и хорошо, - шепнула ведьма и засмеялась. Полуэльфка с досадой отмахнулась от ее довольного призрачного смеха, покопалась в оружейной куче, выудила из нее нож, довольно приличный на вид и не затупленный, в отличие от всего остального.

- Так, - сказала она сама себе. - Теперь бинты.

В раскуроченных сундуках нашлось несколько почти чистых рубах, две из которых Иефа разрезала на полосы, а одну отложила в сторонку, мимоходом подумав, что и раньше-то была пугало-пугалом, а уж теперь... Хорошо, что красоваться не перед кем. За этой мыслью потянулись другие, о загадочно исчезнувших сопартийцах, но Иефа сурово отодвинула их в сторону. Не время. Не время и не место. Все потом. Если оно, конечно, будет, это "потом".

После сундуков наступил черед бочек, в которых обнаружилась вода, а за одной из них - явно припрятанная на черный день солидная бутыль, наполовину заполненная какой-то темной жидкостью. Иефа открутила пробку, сунула нос в бутыль и закашлялась, утирая слезы.

- Воняет, как из стакана моего папаши, - сообщила она Вилке. - Жуткое пойло. Крепкое. Ни одна зараза не выдержит.

Силы были на исходе, Иефа торопилась, холодея от мысли, что не успеет, что потеряет сознание раньше, чем все подготовит, и в то же время отчаянно трусила. Совомедведь бродил по комнате вслед за неуемной хозяйкой и тревожно совал морду ей в руки. Сбросив со стола груду грязной посуды, Иефа поставила в центр кувшин с водой, бутыль с бормотухой, положила бинты, нож.

- Негусто, - пробормотала она, оглядывая свой сиротский арсенал.

- Могло быть и хуже, - отозвалась ведьма.

- Тебя нет, - Иефа села на лежанку и устало опустила веки. - Тебя. Нет.

- Меня нет, - согласилась ведьма.

Иефа вздохнула, открыла глаза, последний раз окинула взглядом пустую комнату.

- Больной, вы в беду, - сообщила она сама себе и ухмыльнулась жалкой залихватской ухмылкой. - Пора принимать решительные меры.

Срезать с себя одежду одной рукой, стараясь не задеть обугленную деревяшку, торчащую из тела, оказалось совсем не так просто. Иефа то обливалась потом, то тряслась в ознобе, неловкими движениями вспарывая такую непрочную на вид ткань рубахи. От боли мутилось в голове, и воздух в комнате, казавшийся таким прохладным и свежим вначале, пыльной паклей набивался в легкие, застревал в горле. Намокшие волосы липли к щекам, и время тащилось медленно, слишком медленно, чтобы терпеть. "Держись, держись, - задыхаясь, твердила себе полуэльфка. - Тебе никто не поможет, так что держись..."

Покончив с рубахой, Иефа решила, что больше не может, и что лучше уж оставить все, как есть, и что будь что будет, и вообще... Есть ведь предел? Обугленная деревяшка торчала из грязного белого плеча, вокруг нее запеклась кровь, края раны отекли и были горячими. Если это стрела - а что еще это может быть, кроме стрелы, полуэльфка не знала - значит, наконечник или застрял в теле, или торчит из спины. Что при этом нужно делать, представлялось очень смутно. Кажется, если наконечник застрял, стрелу придется проталкивать. А если торчит, значит, его придется обламывать. Так это или нет, подсказать было некому. Иефа вспомнила про свою совиную привычку вертеть головой на сто восемьдесят градусов и вознамерилась было как следует рассмотреть спину, но трюк не удался. Голова поворачивалась ровно настолько, насколько это возможно для обычной полукровки, и ни на йоту больше. Скосив глаза, Иефа попыталась разглядеть наконечник, но над вспухшими краями раны едва виднелся обломок древка, такой же обугленный, как и спереди.